Освободив его от груза, она закрыла дверь на засов и бросилась в его объятия. Еще мгновение — и они праздновали на ковре свое воссоединение с наивной чистой радостью в сердцах.

Успокоившись, они сели к камину. Наполеон III заговорил о ревности императрицы.

— Ее шпионы вызнали, каким образом я назначаю вам свидания. Теперь месье де Персиньи будет оставлять вам записку на полке, которая находится в подземном коридоре. Вам нужно раз в день спускаться по лестнице и проверять, есть ли на полке что-нибудь для вас.

Мадам де Мерси-Аржанто ласкала ухо императора.

— Императрица ненавидит меня, не правда ли?

Император, немного подумав, ответил с комичной важностью:

— Да!

— Потребовала ли она от вас порвать со мной?

— Да!

Мадам де Мерси-Аржанто была из тех женщин, которые стремятся собрать наиболее полные сведения о своих врагах.

— Она назвала меня шлюхой?

Император затруднился сразу же ответить. Тем не менее его находчивость привела бы в восторг самых искусных дипломатов:

— Да, но по-испански.

Тем не менее графиня была задета.

Когда император скрылся в подземном коридоре, Луиза стала ломать голову над тем, как отомстить императрице. Она была изобретательна, и ей не пришлось долго мучиться над этим вопросом. Евгения была страстной политиканшей, следовательно, нужно было помешать ей показываться в Совете. Луиза решила использовать для этой цели Персиньи. Несколько раз она встречалась с герцогом, который терпеть не мог Евгению, и уговаривала его начать действовать против императрицы. Через несколько дней, 11 ноября 1867 года, Персиньи написал пространное письмо императору, в котором резко осуждал вмешательство Евгении в государственные дела.

Увы! Это письмо не было распечатано самим императором.

Вот как рассказывает об этом Октав Обри:

«Феликс, секретарь императора, принес конверт, на котором значилось: „Императору лично от герцога де Персиньи“.

— Ну вот, — сказал Наполеон III, — еще одна жалоба от Персиньи. Ах, как мне это надоело! Прочти мне это письмо, я что-то неважно себя чувствую сегодня.

Императрица распечатала письмо и извлекла дюжину исписанных страниц.

Жалоба? Это было подробное и резкое обвинение против императрицы. Ее присутствие в Совете, партия, которую она собрала вокруг себя, подорвали авторитет императора. Во главе государства стоят отныне двое. Это двоевластие порождает множество интриг, мешает контролю, играет на руку оппозиции и, в конечном итоге, приведет к полному краху империи. Герцог видел спасение в одном: Наполеон должен полностью взять власть в свои руки, предоставив императрице украшать балы и празднества.

Читая это послание, Евгения кипела от негодования. Строчки прыгали перед ее глазами, она запиналась, судорожно комкала листы. Закончив чтение, она швырнула бумаги на пол. Наполеон III сохранял невозмутимость. Императрица воскликнула:

— Ноги моей больше не будет в Совете! Я не желаю подвергаться подобным унижениям! Это несправедливо и оскорбительно!

Гнев целиком завладел ею. Она топнула ногой. Персиньи! Ни власть, ни богатство не изменили его. Он всегда ненавидел ее! А теперь, когда столько трудностей обрушилось на них, он во всем обвиняет ее! О, она сумеет защититься! И она сейчас же напишет ответ герцогу, в котором выскажет все, что она думает по поводу его вероломства.

Император пытался ее урезонить:

— Успокойся. Это просто очередная глупая выходка Персиньи. Стоит ли придавать ей такое значение! Ты по-прежнему будешь заседать в Совете, такова моя воля. Я решаю…

Он хотел оправдать Персиньи, напомнил обо всех его былых заслугах. Но Евгения закусила удила. Он продолжал терпеливо урезонивать ее. В конце концов, ее гнев утих, тем более что она выиграла партию. Но в тот же день она, как и обещала, послала ответ на восьми страницах, содержание которого было таково, что Персиньи стал избегать появляться при дворе».

Поражение, которое потерпел Персиньи, не расхолодило мадам де Мерси-Аржанто.

Она стала заигрывать с оппозицией, затеяла флирт с Эмилем Оливье и стала склонять Наполеона III к «либеральной империи».

Весь 1868 год она потратила на сложные переговоры, целью которых было передать всю власть Парламенту, чтобы раз и навсегда императрица перестала играть сколько б ни было существенную политическую роль.

Луиза знала, что Евгения намеревалась заставить императора отречься от престола в пользу наследного сына (которому исполнилось двенадцать лет) и стать во главе регентства. Нужно было действовать незамедлительно. Она уговорила императора несколько раз встретиться с Эмилем Оливье.

Они понравились друг другу, и их беседы были продолжительны.

Евгения забеспокоилась. Тайные агенты донесли ей, что мадам де Мерси-Аржанто дружна с Эмилем Оливье. В тот же вечер стены Тюильри задрожали от криков.

— Немедленно прервать какие бы то ни было отношения с этой женщиной! Она склоняет вас занять позицию, из-за которой вы потеряете трон! Если вы не расстанетесь с ней, я в третий раз покину двор, и вы станете посмешищем в Европе!

Конечно же. Наполеон III пообещал ей порвать с Луизой, но его визиты в ризницу не прекратились.

30 сентября 1869 года Евгения со свитой покинула Сен-Клу, холодно простившись с императором, и обновила Суэцкий канал, прорытый ее кузеном, Фердинандом де Лессепсом.

Специальный поезд отвез императрицу в Турин, затем в Венецию, где она села на императорскую яхту «Эгл», снабженную паровым двигателем.

Она побывала в Афинах, а затем отправилась в Константинополь. Султан с почестями принял ее, а дамы-турчанки преподнесли ей подарок. Развязав пакет, Евгения увидела ковер с тканым портретом Наполеона III с бородой и шевелюрой из натуральных волос…

Этот странный презент повеселил свиту. Евгения нанесла визит Его Сиятельству вице-королю. Любезный хедив построил специально для нее дворец на берегу Нила, где она и поселилась.

5 ноября императрица села в лодку, прикрепленную к буксиру, и отправилась осматривать Верхний Египет.

Она восхищалась Луксором, Фивами, Асуаном, путешествовала по пескам на верблюде, пила из источников в оазисах, совершила переход верхом на осле и любовалась звездами.

По вечерам египтолог Мариет повествовал ей об истории этой страны, о фараонах.

Понемногу горе императрицы улеглось. Она уже без прежней горечи думала об императоре и даже иногда, глядя на Нил, вдыхая запахи Африки, подыскивала оправдания его поступкам.

Да, он волочился за юбками, но ведь и она вела себя не безукоризненно. Отвращение, которое она испытывала к исполнению своих супружеских обязанностей, приводило его в отчаяние… В конце концов, она стала сожалеть о том, что встала в позу разгневанной добродетели и оставила растерявшегося мужа одного в то время, когда во Франции оппозиция все громче заявляла о себе.

По телеграфу она получала сведения об атаках и ловушках месье Тьера, Жюля Фавра и их сторонников. Как-то вечером она послала императору следующее письмо:

«Мой дорогой Людовик.

Я пишу тебе с дороги, с берегов Нила… О тебе и о Луи узнаю по телеграфу. Я бесконечно радуюсь всякому сообщению, ведь эта ниточка связывает меня со всем тем, что мне дорого на этом свете… Вчера я очень волновалась за тебя, но твоя депеша меня успокоила. Думаю, положение не безвыходное. Я нахожусь далеко от тебя и многого не знаю, но убеждена, что последовательность — большая сила, Я не люблю всяких резких перемен и считаю, что нельзя устраивать два государственных переворота в одно правление.

Дух, как и здоровье, требует постоянной заботы, а навязчивые идеи, в конце концов, разрушают даже самый совершенный мозг. В этом я убедилась на собственном опыте и не хочу помнить больше о том, что покорежило мои иллюзии. Моя жизнь кончена, но она найдет новое дыхание в сыне, и я верю, что он познает истинные радости, которые, пройдя через его сердце, долетят и до меня…